Один известный “патриот” недавно посетовал, что в современной России отсутствует орден Иуды, введенный некогда еще самим Петром Великим. А как было бы здорово увидеть сегодня такой презренный знак на груди какого-нибудь завзятого русофоба, предателя интересов Отечества; ведь страна должна знать не только своих героев, но и своих антигероев! Собственно, таковым и был замысел царя-преобразователя, учредившего сию оригинальную награду для изменника — гетмана И.С.Мазепы (1644-1709).

Хотя сегодня киевские письменники и историки тщатся представить Мазепу ревностным борцом за “самостийность” и “незалежность” Украины, посвятив ему море апологической литературы и весьма тенденциозный фильм “Молитва за гетмана Мазепу”, следует признать, что у Петра были свои, веские причины ненавидеть мятежного малоросса, предавшегося врагам России — шведскому королю Карлу XII и польскому королю Станиславу Лещинскому. Позицию Петра очень точно выразил писатель-эмигрант Владимир Максимов, назвавший имя Мазепы в числе имен, “покрытых несмываемым позором предательства, вероломства, клятвопреступления и измены”.

Предательство это было тем более оскорбительным для Петра, что он до самого последнего момента питал к Мазепе самые дружеские чувства, безгранично доверял (и даже выдавал ему как клеветников всех, предупреждавших царя о готовящейся измене гетмана), жаловал с поистине гарун-аль-рашидовским размахом, сделав его владельцем 120 тысяч крестьян! Мазепа (вторым в империи) был награжден высшей российской наградой — орденом Святого Андрея Первозванного. Петр чрезвычайно высоко ценил свой орден и потому измену Андреевского кавалера воспринял особенно тяжело.

В отличие от высокочтимого Андрея Первозванного, орден Иуды был задуман Петром как анти-орден, как орден-перевертыш, и носить его надлежало вовсе не благородному кавалеру, а, наоборот, — корыстолюбцу и предателю помазанника Божьего, Спасителя России — царя (параллель с проданным Иудой Спасителем-Христом вполне очевидна).

Исполняя поручение Петра, А.Д.Mеншиков отправил в Москву следующее повеление: “По получении сего сделайте тотчас манету серебреную весом в десять фунтов, а на ней велите вырезать Июду, на осине повесившегося, и внизу тридесят серебреников лежащих и при них мешочек, а назади надпись против сего: “Треклят сын погибельный Июда, еже за сребролюбие давится”. И к той манете, сделав цепь в два фунта, пришлите к нам на нарочной почте немедленно”.

Петр намеревался надеть эту увесистую “манету” на шею предателя, а затем примерно вздернуть его на виселице. Но планам царя не суждено было сбыться: бежавший вместе с Карлом XII в Османскую империю Мазепа в августе 1709 года испустил дух в турецкой крепости Бендеры. Царю пришлось ограничиться лишь преданием имени Мазепы анафеме и публичным надругательством над его портретом.

Но история со злополучным орденом на этом не окончилась. Совсем скоро его получил из рук Петра шут-князь Юрий Федорович Шаховской. Причем спровоцировал на это царя сам Шаховской. Вот пространное свидетельство датского посланника при российском дворе Юста Юля от 1 декабря 1709 года: “Царь рассказывал мне, что этот шут — один из умнейших русских людей, но при том обуян мятежным духом, когда однажды царь заговорил с ним о том, как Иуда-предатель продал Спасителя за 30 серебряников, Шаховской возразил, что этого мало, что за Христа Иуда должен был взять больше. Тогда в насмешку Шаховскому и в наказание за то, что он, как усматривалось из его слов, казалось, тоже мог продать Спасителя, если бы он жил в настоящее время, только за большую цену, царь тотчас же приказал изготовить вышеупомянутый орден Иуды”. Простим мемуаристу неточность: царю не пришлось ничего изготавливать наново — он просто переадресовал предназначенный для Мазепы орден своему придворному шуту. С этой наградой Шаховской, как свидетельствуют очевидцы, никогда не расставался и требовал к себе особого почтения.

Слова датчанина о “мятежном духе”, которым был одержим новый кавалер ордена Иуды, справедливы, если обратиться к истории рода Шаховских, чье прошлое вполне сопоставимо с предательством малорусского гетмана. В Смутное время предок нашего шута Григорий Федорович Шаховской служил ненавистному Московии Лжедмитрию I, а затем Лжедмитрию II, и был причастен к знаменитому восстанию Ивана Болотникова, за что был сослан в Кубенское озеро, в пустынь. Летописец метко назвал его “крови заводчиком”.

И позднее князья Шаховские отличались нелояльностью и неверностью царскому дому Романовых. В памяти московитов сохранился язвительный политический бурлеск, представленный двоюродным дедом нашего Шаховского, Матвеем Федоровичем. То была пародия на избрание на царство в 1613 году первого Романова, Михаила Федоровича. Матвей Шаховской играл в этом действе роль самозваного царя и даже держал в руках монарший скипетр, в то время как другие его родичи изображали ближних к “его величеству” бояр и сановников. Подтекст был ясен: “затейным воровским обычаем” (как говорили потом об этом московские власти) бунтовщики старались подчеркнуть, что низкородные Романовы были правителями случайными, а потому вполне могли быть заменены княжеским родом, ну хотя бы таким, как Шаховские.

В 1620 году после официального расследования “о словах и делах Шаховских против монарха” Матвей Федорович сотоварищи были обвинены в “злодействах” и приговорены к смерти. И только благодаря вмешательству патриарха Филарета (отца Михаила Романова) казнь была заменена сибирской ссылкой, продолжавшейся четырнадцать лет. Лишь благодаря покаянию и обещанию “искупить свою вину царской службой”, они были возвращены ко двору. Но “при первых государях из дома Романовых Шаховские не поднимались высоко и только некоторые из них достигали думных (то есть, боярских — Л.Б.) чинов”.

В карьере Юрия Федоровича затейливо переплелись шутовство и всамделишная служба при дворе Петра. Точнее, шутовство воспринималось тогда тоже как разновидность государевой службы. Как об этом точно сказал американский историк Э.Зицер: “Шуты существовали отнюдь не только для царской потехи... эта потеха была по существу демонстрацией харизматической монаршей власти”. Смешение смешного и серьезного, цивилизаторского и варварского было вообще присуще той эпохе.

Считается, что Петр благоволил к шутам оттого, что они помогали ему бороться с невежеством, ленью и самомнением бояр, развенчивать их предрассудки. Не только! И как раз об этом говорит “феномен Шаховского”.

В самом деле, князь Юрий с 1687 года состоял в свите молодого царя, а в 1696 году после счастливой Азовской компании получил при Петре должность камергера. Однако шутовские обязанности Шаховской стал исполнять едва ли не раньше. В начале 1690-х годов, то есть сразу же после учреждения Петром недоброй памяти Всешутейшего и Всепьянейшего собора, где приближенные славили бога вина Бахуса, мы видим князя Юрия в свите царя под именем архидьякона Гедеона — чин довольно значительный, если учесть, что сам Петр в этой шутовской иерархии был протодьяконом. Гедеону было вменено в обязанность вести строгий учет всех участников пьяных сборищ. Для мздоимца Шаховского такая бумажная канитель была особенно прибыльной: как свидетельствует современник, этот шут “наживал от того себе великие пожитки, понеже власть имел писать... из стольников и из гостей, из дьяков, из всяких чинов, из чего ему давали великие подарки”. Говоря современным языком, это от Шаховского зависело, попадут или не попадут в “престижные” записи те или иные участники попоек, и на этом шут хорошо зарабатывал. Рассказывают также, что за деньги он готов был принимать даже пощечины (в прямом смысле), причем и от людей самого низкого звания.

Описывать дикие выходки Всешутейшего собора — этой разудалой “кумпании” забубенных дураков и шутов — мы не будем. Отметим лишь, что участие Шаховского в “всепьянейших” вакханалиях было “знаком особого царского доверия, визитной карточкой тех, с кем государь не только делил свободное время, но и кому давал ответственные поручения”.

Юрий Федорович, как и некоторые другие шуты, служил царю осведомителем и наушником. Подчас шуты выполняли роль знаменитой карающей царевой дубинки. Как пишет Б.И. Куракин в своей “Истории о царе Петре Алексеевиче”, “и когда его величеству на которого министра было досадно и чтоб оного пообругать, то при обедах и других банкетах оным дуракам (т.е. шутам — Л.Б.) было приказано которого министра или которую знатную персону напоить и побить и побранить...”

Куракин дает Шаховскому прозвище “лепень-прилипало”, что характеризует шута, как человека докучливого, навязчивого, въедливого. Возможно, кавалер ордена Иуды и получил свою награду, чтобы доносительством искупить вину своего рода перед Романовыми, потому-то он и вынюхивал “иуд” около трона и доносил о них царю.

Знаменательно, что в 1711 году, то есть через два года после получения ордена, Петр назначил Шаховского на только что созданный пост главного гевальдигера, то есть начальника всей военной полиции России. В подчинении шута-орденоносца оказались военные прокуроры, фискалы и палачи с их зловещими причиндалами: виселицами, кандалами, оковами. Обязанности же его состояли в осуждении и экзекуции предателей, дезертиров, паникеров, а также тех, кто сеял смуту и беспорядки. Так, человек, щеголявший орденом с изображением повесившегося на осине Иуды, возглавил службу, в ведении которой находилось повешение врагов Отечества. А это, понятно, уже не было игривой пародией. Должность Шаховского была в буквальном смысле убийственно серьезной.

Похороны Шаховского 30 декабря 1713 года при всей их помпезности были не серьезными, а скорее шутовскими. Гроб архидьякона Гедеона сопровождали бражники, именовавшиеся “духовными особами” Всешутейшего и Всепьянейшего собора, во главе с князем-кесарем и князем-папой. Так покидал сей мир первый и последний в российской истории кавалер ордена Иуды.